— Иногда и кашу сварим на молочке, — добавила тетя Ася. — В день литров семь–восемь корова давать будет. Вот только кормить ее чем?.. Летом корму много — трава, а сейчас?
— Завтра колхоз обещал подвезти сено, — успокоила повариху Надежда Павловна.
Ночью ребята долго не могли заснуть. Говорили о корове, обсуждали ее достоинства и недостатки, гадали, привезут завтра сено или нет. Они–то знали, как плохо, когда желудок пустой, и от всего ребячьего сердца сочувствовали маленькой корове, которой, может быть, придется голодать.
— Слышите, она му–у–кает, — сказал Рудька Шестакин. — Наверно, есть ужас как хочет!
— Не выдумывай, — отозвался его брат Юрка. — Это ветер в трубе. И потом, рано ей есть хотеть.
— А может, ее сегодня и не кормили вовсе, — не унимался Рудька.
— Да замолчи ты! Дам вот леща!
— Поговорили и хватит, — тоном приказа сказал самый старший, Валерий Белов. — Так и до утра проболтать можно, школу проспим.
Постепенно все утихомирились, и вот уже слышно сонное бормотание, похрапыванье и спокойное, ровное дыхание уснувших огольцов.
Но где–то в середине ночи что–то заворошилось, зашуршало, потом чуть скрипнула дверь, ведущая в сени, затем другая, и чья–то согнутая пополам фигура выскользнула во двор.
Сонный Юрка Шестакин приподнялся на локте. Что это? Или ему померещилось? Кто–то крадучись вышел из комнаты с чем–то белым под мышкой.
Юрка встал, похлопал рукой по топчану, на котором спал Рудька, — пусто. «Так и есть, опять этот лунатик что–нибудь выкинет», — проворчал он и стал шарить у печки, отыскивая свои валенки. Наконец он их нашел, надел, накинул на плечи пальто и уже взялся было за дверную скобу, как дверь
приоткрылась и в комнату шмыгнул Рудька.
Юрка, не раздумывая, мгновенно влепил ему здоровенную оплеуху.
— Куда бегал? Что прятал? От брата прячешь? — прошипел он.
Дикий рев ошарашенного Рудьки разнесся по всему дому.
За перегородкой в соседней комнате захныкали перепуганные дошколята, взвизгнули и замолкли за стенкой девчонки» а здесь Рудькин рев заставил ребят вскочить с топчанов.
Ничегошеньки со сна не понимая, пацаны таращили глаза, пытаясь разглядеть в темноте, что же все–таки происходит.
В комнату влетели перепуганные, кое–как одетые воспитатели. Впереди Надежда Павловна и техничка тетя Капа с высоко поднятой керосиновой лампой в руке. Ребята, вскочившие было с постелей, при появлении столь многочисленного начальства вновь юркнули под одеяла.
— Эт–то что такое? Что здесь происходит? — раздался гневный голое Надежды Павловны.
Стало тихо и недвижно, как в немой сцене. Только Рудька еще иногда всхлипывал. Он сидел на топчане одноногого Тараса, а в двух шагах от него стоял в одном нижнем белье злой, как черт, Юрка.
— Я спрашиваю: что здесь происходит? — строго повторила Надежда Павловна. Ноздри ее узкого, с горбинкой, носа нервно вздрагивали. — Драка? Старший брат избивает младшего? И не стыдно! Видели бы вас ваши родители!
— Если бы да кабы. — буркнул Юрка.
Тонкие брови Надежды Павловны взметнулись вверх.
— Что ты сказал? Подойди сюда!
Рудька перестал хныкать и испуганно таращил глаза то на директрису, то на брата.
— Так он же лунатик! Спит и ходит! — воскликнул Шестакин–старший, показывая пальцем на Рудьку. — Как чуть не доглядишь, так он что–нибудь и вытворит. Однажды под утро на стол залез, а теперь его на улицу среди ночи понесло… Может, на крышу! Вот я и привел его в чувство.
— Твой брат болен, Шестакин, и лечить его надо не такими методами. Ты уже большой мальчик, в пятый класс ходишь, и должен понимать, что я тебе говорю, — наставительно сказала Надежда Павловна.
— Ничего, мой метод правильный, — усмехнулся Юрка. — Дам разок по шее — и лунатик человеком становится. А что он визжит иногда, так вы не обращайте внимания. Это он спросонья. С луны на землю спускается…
Ребята захихикали под одеялами, но Надежда Павловна снова повысила голос:
— Не паясничай, Шестакин! Ложись–ка лучше спать. Всем остальным — тоже спать! — приказала она и, оставив лампу, вышла.
Как только все ушли, Юрка взял Рудьку за грудки и приказал:
— Не хнычь, говори правду: что спрятал во дворе? Ребята привстали на постелях и молча наблюдали за братьями.
— Ни–и–чего я не прятал! — завыл было снова Рудька.
— Тихо! — прикрикнул Шестак. — А что ты вынес белое?
— Се–е–но…
— Не ври! Сено не бывает белое. Да и откуда у тебя сено и зачем?
— Из тюфяка сено. Я его в наволочку напихал и отнес, а она, корова, не ест, только мычит тихонько. А есть ведь хочет — лижется и соломинки с полу хватает… А мое сено не берет… — и Рудька горько вздохнул.
— Так ты к корове ходил?!
Рудька молча кивнул.
— Дурак! — не удержался Юрка и дал брату легкого щелчка. — Твое сено и осел жрать не станет! Ты ж чуть не каждую ночь под себя дуешь. Сопрело твое сено! — Потом подумал немного и вполголоса обратился к ребятам: — Эй, огольцы! Давай, вставай! Потроши матрацы, тащи сено! И как мы раньше не догадались? Ай да лунатик!.. Каждый пусть наберет по наволочке — ни от кого не убудет. Отнесем Ночке. Корова тоже хочет есть.
У коровы молоко на языке. Это надо понимать так; хочешь иметь от коровы молоко — корми ее хорошо.
Тетя Ася, повариха, шла к Ночке невеселая и думала: если вчера надоила хоть что–нибудь, то сегодня — одни капли, а завтра…
О завтрашнем дне и думать не хотелось. Одна надежда — подвезут обещанное сено.